Администрация колонии занимается геноцидом и беспределом по отношению к осужденным, которые болеют на туберкулёз, ВИЧ/СПИД, а Херсонский департамент по надзору их прикрывает, и жалобы от осужденных не отправляются. Проводят эксперименты над больными, начинают лечить одними препаратами, потом перестают их давать и палочка ТБИ мутируется и больше не реагирует на препараты, и процесс возобновляется еще сильней и люди умирают. Когда осужденные начинают задавать вопросы, врачи их сразу переводят в сектор, где находятся больные с открытой формой ТБИ, и тогда у кого не было открытой формы - она появляется.
Осужденным, которым сбили открытую форму ТБИ на данный момент состоят на учете, работают в столовой - поварами, в пекарне - пекут хлеб, раздают пищу осужденным, при этом не соблюдая никакой гигиены.
Питания практически нет. Так, например, согласно Указа ДДУ №23 от 19.01.02 «Норми харчування для осіб хворих на туберкульоз та інфікованих мікобактеріями туберкульозу у туб закладах», в сутки на 1 человека должно выдаваться:
|
Наименование продуктов |
Сколько получают осужденные Херсонской исправительной колонии №61 |
|
Хлеб пшеничный - 220 гр. |
Не получают |
|
Хлеб житний - 150 гр. |
100 гр. 3 раза в день |
|
Мука пшеничная - 60 гр. |
Не получают |
|
Крахмал - 3 гр. |
Не получают |
|
Крупы, бобовые, макароны - 85 гр. |
50 гр. 3 раза в день |
|
Картошка - 450 гр. |
50 гр. 2 раза в неделю |
|
Овощи - 550 гр. |
Не получают |
|
Фрукты свежие, цитрус - 300 гр. |
50 гр. 1 раз в день |
|
Соки - 200 гр. |
Разбавленные водой |
|
Сухофрукты - 40 гр. |
Не получают |
|
Орехи - 10 гр. |
Не получают |
|
Масло - 50 гр. |
Не получают |
|
Маргарин - 45 гр. |
45 гр. 1 раз в день |
|
Масло подсолнечное - 21 гр. |
Не получают |
|
Молоко, кефир, молочные продукты - 500 мл. |
Не получают |
|
Сир кисломолочный - 100 гр. |
45 гр. 3 раза в неделю |
|
Сметана - 30 гр. |
Не получают |
|
Сир твердый - 15 гр. |
15 гр. 3 раза в неделю |
|
Яйцо - 1 шт. |
1 шт. 2 раза в неделю |
|
Мясо, мясные продукты - 220 гр. |
Не получают |
|
Рыба и рыбные продукты - 110 гр. |
50 гр.1 раз в день |
|
Сахар - 60 гр. |
Не получают |
|
Мед и его продукты - 5 гр. |
Не получают |
|
Кондитерские изделие - 40 гр. |
Не получают |
|
Кофе злаковое цикорий - 4 гр. |
Не получают |
|
Какао - 6 гр. |
Не получают |
|
Чай - 1 гр. |
Не получают |
Как Вы думаете больным с такими диагнозами можно выжить с таким питанием?
Зато это есть на складе в колонии, но больные этого не видят, зато это видят администрация и врачи, которые здесь работают. Персонал врачей составляет около 150 человек, не считая администрацию и их подчиненных - около 300 человек. И вот за счет больных они скоро будут как борцы «цумо» — круглыми. А к больным мед персонал не дозваться, врач заходит раз в месяц .
Что касается санитарных норм, один раз в неделю баня, но вода практически не бежит. Помещения, где проживают осужденные не кварцуются, не протираются спец раствором, который убивает палочку ТУБ. Хотя на блоке есть врачи, мед сестры и санитарки, в количестве 6 человек, но они выполняют только процедуры: 1 санитар выдает таблетки 2 раза в день с 9.00 до 10.00 и с 11.00 до 11.30, на этом его работа закончена. Медсестра делает уколы с 9.00 до 10.00, и все.
Пару раз в неделю лечащий врач делает обход, но не к больным, а смотрит за порядком, заглядывает в тумбочки и требует: «Вы тут не умирайте, а занимайтесь уборкой помещения», но они забывают, что тут находятся не просто осужденные, а очень больные люди. А их работники, которые должны этим заниматься, в это время сидят пьют чай с сиропом (для поднятия иммунитета), который предназначен для больных.
Осужденные-больные всячески пытаются поддерживать порядок. В палатах в которых проживают: делают ремонты, красят полы, родственники привозят строй материалы, чтобы своими силами наладить быт для больных. Но работники администрации приходят, монтировками подрывают полы в поисках чего-то найти и все это ломают (ничего не находя). Так зачем ломать, если Вы ничего не делали и не финансировали.
А к тяжело больным осужденным, вообще со стороны администрации и врачей, отношение как к прокаженным. Например, в палате на 20 м2 находится 10 человек, из них 2 человека лежачих тяжело больных, назовем их Сергей и Миша. Так вот к Сергею должны были приехать родственники, чтобы передать лекарство и увидеть его и его состояние, он похудел на 20кг. (шкура и кости), как раньше к концлагерях, страшно смотреть. Он 5 суток ничего не ел, сидел и стонал от боли, у него болели все внутренности, но врачи бездействовали. А в день свидания, когда приехали родные администрация, дает указание, чтобы его срочно оправили на этап, это сказали нам санитары, которые пришли его забирать. Принесли носилки, когда его начали брать за руки, он очень кричал от боли, его подняли и усадили на носилки и вынесли в баню, где он просидел с 9.00 до 14.00, при температуре на солнце 37°С, после этого его никто не видел. Медсестры говорят, чтобы мы не возмущались, а то нам сделают умертвительные уколы.
Так про какую гуманность и демократию нам говорят, по телевиденью, и пишут в газетах. Власти питаются навязать свою правду. У нас ведь не концлагерь, а колония.
Помогите бороться с беспределом, что творится в колонии.
На следующий день я официально отказался от своих прежних показаний. Я выдвинул новую версию, согласно которой я вышел в море с целью «обратить внимание властей на свои неудовлетворительные жилищные условия».
Пассажирский поезд идет от Симферополя до Харькова меньше суток. Меня везли туда по этапу около двух недель, а потом еще два месяца содержали в камерах Харьковской тюрьмы с окнами, которые были закрыты «баянами».
- 130 -Камеры были переполнены заключенными, мест на нарах не хватало и приходилось спать на цементном полу. Кто-то из тюремного начальства, видимо, читал рассказ Чехова о сумасшедшем доме - «Палата №6», и специальной камере, предназначенной для сумасшедших преступников, присвоил такой же номер. Без всякого к тому повода, руководствуясь лишь приказом КГБ, меня тоже перевели в эту камеру. В конце октября меня неожиданно снова вызвали на этап и перевезли в Херсонскую тюрьму.
В Херсонской тюрьме маленьких камер не оказалось и меня направили в общую камеру. Едва только с матрацем в одной руке и с наволочкой, в которой лежали мои вещи - в другой, я переступил порог огромной камеры, где на двухъярусных койках сидело и лежало много зеков, ко мне подошел высокий черный грузин: Какая статья?
Побег за границу.
Где бежал?
Бежал на надувной лодке через Черное море. Грузин посмотрел на меня с уважением и представился. Меня зовут Черный Царь. Я здесь - главный. Я скажу - тебя никто не обидит. А ты не обращай ни на кого внимания. Понял? Понял.
А теперь, пошли!
Я шел за Черным Царем и рассматривал камеру. Раньше меня содержали только в маленьких камерах, где было только 3 или 4 спальных места, и такую большую камеру я видел впервые.
У дверей камеры стояла огромная параша. Два грубых деревянных стола со скамейками по бокам делили камеру на две части, в каждой из которых двухъярусные койки были составлены почти вплотную. Два окна не имели стекол. Лето прошло уже давно. Стоял конец октября и в окна дул холодный, сырой ветер. Не все зеки имели койки. Многие лежали под койками на цементном полу.
Черный Царь остановился как раз посредине камеры,
- 131 -на равном расстоянии и от параши, и от окон.
Вот здесь тебе будет хорошо, - сказал он мне, и указал на нижнюю койку. Потом ткнул кулаком лежащего на ней зека:
Залазь под койку!
Зек пробурчал в ответ что-то невнятное.
Больше повторять не пришлось. Зек вскочил с койки, шустро сдернул с нее свой матрац и также шустро убрался на цементный пол. Черный Царь помог мне расстелить мой матрац на освободившейся койке. «Ну и дисциплина у уголовников! - подумал я. - Лучше, чем в армии!»
Сейчас добуду еды и махорки для тебя, - сказал мне Черный Царь и отошел.
Эй! У кого есть сало? - тотчас раздался его голос с грузинским акцентом.
Когда я ел сало с хлебом, а Черный Царь сидел рядом и, как положено у солидных зеков, не интересовался никакими подробностями моего дела, я вдруг вспомнил о своем соседе по камере в Симферопольской тюрьме, который казался мне очень подозрительным.
Послушай, Черный Царь, - обратился я к нему. - Когда я сидел в Симферопольской тюрьме, ко мне подсадили человека. Я хочу проверить, наседка он или нет. Он сказал мне, что только что переведен из Херсонской тюрьмы и что зовут его Виктор Наволоков.
Сейчас проверю, - ответил Черный Царь и стал перестукиваться с зеками в соседних камерах сперва через батарею парового отопления, а потом - переговариваться через стенку, приложив для этого к стенке металлическую кружку. Наконец, он вернулся ко мне.
Проверена вся тюрьма. В этом году никакого Наво-локова здесь не было.
Я так и думал, что он - наседка, - сказал я.
А как он выглядит?
На вид ему можно дать лет сорок. Он - высокого роста, плешивый, наколок на теле нет. Только на плече (забыл на каком) - круглый шрам от ожога. По его словам, это след от наколки, которую он удалил
- 132 -прижиганием.
Приметы запомню, - сказал Черный Царь. - Больше тебе ничего не нужно?
Не надо. Спасибо тебе.
Не за что. По сравнению с тобой все здесь мелюзга. Ты не обращай на них внимания. Ночью они все беситься будут, но тебя не тронут. Ты - спи!
И он отошел. Ночью я несколько раз просыпался оттого, что вся камера ходила ходуном. Зеки пели, кричали, бегали по верхним койкам. В углу, на костре из бумаг варился чефир (необычно крепкий чай, от которого пьянеют). Кормушка в двери была открыта и надзиратель, присев на корточки, через кормушку беседовал с зеками и что-то передавал им.
Утром я познакомился с двумя зеками: одним - здоровяком, который сидел за попытку побега за границу через Румынию, и другим - заведующим сберкассой, который был арестован за недостачу денег в сберкассе. Здоровяк оказался рабочим и все повторял, что он «бежал за границу от коммунистов, чтобы больше их не видеть, а его схватили и за что-то посадили в тюрьму». Кроме этого он ничего не рассказывал и пытался научить меня приемам САМБО (вроде ДЗЮ-ДО).
Заведующий сберкассой оказался более интеллигентным человеком и мы с ним нашли много общих тем для разговора. Сперва мы говорили о применении компьютеров, а потом незаметно перешли на литературу и Есенина. Я лежал на своей койке, а он сидел сбоку. Как-то само получилось, что я стал читать ему стихи:
«Не бандит я, и не грабил лесом,
Не расстреливал несчастных по темницам!
Я - всего лишь уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам».
Я знаю наизусть много стихов Есенина и могу читать их, не переставая, часами. «Москву-кабацкую» сменил цикл «Сестре Шуре», потом - «Персидские мотивы». Читая стихи, я вспомнил, как несколько лет назад, когда мне было очень плохо, я ходил по Невскому и про себя
- 133 -читал Есенина:
«Ты запой мне ту песню,
Что прежде напевала нам старая мать.
Не жалея о сгибшей надежде,
Я сумею тебе подпевать...»
Я читал стихи, и почти каждое из них напоминало мне что-либо из минувшей жизни. Перед моим мысленным взором мелькали разные картины... Я перестал читать и задумался. Неожиданно мои воспоминания были прерваны многими голосами:
Почитайте нам еще Есенина!
Я поднял голову и увидел, что вокруг моей койки собрались все зеки нашей камеры. Одни стояли, другие лежали на полу, третьи выглядывали с верхних коек. Прекратились все песни, все хулиганские забавы и все эти воры, убийцы, грабители хотели теперь только одного: послушать еще стихи Есенина. В камере стоял смрад от параши и от потной, давно не стиранной одежды, но вдруг чудо искусства преобразило все вокруг. Там, в углу, оказывается, не грязная, вонючая параша... - это «лебеди сели на луг»... А каждый заключенный мысленно примерял к себе гордые есенинские слова:
«И уже говорю я не маме,
А в чужой и хохочущий сброд:
Ничего! Я споткнулся о камень!
Это к завтрему все заживет!»
Рассказывают, что однажды сам Есенин ходил читать свои стихи в ужасный притон бандитов и проституток. Друзья вызвали наряд полиции, чтобы защитить поэта. Но полиция не потребовалась. После чтения стихов бандиты с триумфом вынесли поэта на руках, а проститутки плакали.
Я - не поэт. Я только читал стихи другого поэта. Но благодарность слушателей была огромной: зеки подарили мне ватник. В условиях надвигающейся зимы такой подарок трудно переоценить.
До революционной смуты, грянувшей в октябре 1917 года, духовные потребности жителей Херсона удовлетворяли 17 православных церквей, 12 синагог, 3 молитвенных дома, лютеранская кирха и римско-католический костел. То есть количество городских культовых учреждений, расположенных в пределах губернского города, было достаточно велико и являлось одной из его достопримечательностей. Тем более если учесть, что по актам переписи населения, проведенной в августе 1917-го, в Херсоне проживали 78680 человек. Следующей достопримечательностью города, правда, уже противоположного характера, были его… тюрьмы. Ниже речь пойдет об одной из них, называвшейся «Тюремный замок»
Главная городская, она же губернская, тюрьма, или, как ее еще называли, «Тюремный замок», располагалась при въезде в город, на улице Почтовой (ныне – проспект Ушакова), напротив пустыря перед городским кладбищем, на котором c 1820 года одиноко возвышался обелиск Джону Говарду. Тюремный замок занимал северо-восточную часть периметра, образованного сегодня улицами Пугачева, Карла Маркса, Гмырева и проспектом Ушакова. Это было старейшее узилище города. Всемирно известный англичанин-гуманист Джон Говард не единож-ды посещал его для ознакомления с бытом и проблемами заключенных здесь.
Побеги, подкопы и убийства
Впрочем, облегчить участь херсонских арестантов филантропу явно не удалось. Ибо спустя почти 120 лет один из горожан, спрятавшийся за ничего не значащими инициалами, в местной газете «ЮГъ» писал: «Тюремное помещение и его воздух, где ютится всякий сброд, не моющийся целыми годами. При нашей народной грязи и неряшливости, при скученности заключенных, всегда вдвое-втрое превышающих норму. Поймите всю насмешку над здравым смыслом человека при желании провентилировать такое помещение при посредстве традиционных форточек! Неужели же современное наказание заключенных требует непременного пребывания в тюремных камерах знаменитой “параши”, так красноречиво описанной Достоевским?»
К тому же старейшая херсонская тюрьма была явно не совсем надежным учреждением, так как довольно часто арестанты умудрялись отсюда сбегать: «Вчера был совершен дерзкий побег очень важной политической арестантки, лишь третьего дня доставленной в Херсон. Бежавшая арестантка обвиняется по очень важному политическому делу», – сообщала местная газета «Югъ».
И там же спустя несколько дней: «Около 11 часов ночи из местной городской тюрьмы бежали арестанты Гавриил Стебленко и Владислав Гейшман. Под окнами камеры находился фонарь и мимо ходил часовой. Когда часовой отошел в дальний угол, они отогнули часть заранее подпиленной решетки, выскочили во двор, ползком на расстоянии 39 шагов добрались до дома, занимаемого служителями и квартирой смотрителя, и стали взбираться по водосточной трубе на крышу. Часовой, увидя их, стал стрелять, но дал две осечки. Тогда он стал кричать. На крик выбежали надзиратели, но преступники уже перебежали крышу, прыгнули во внешний палисадник, откуда перебежали через площадь у памятника Говарда на кладбище, где и скрылись. Стебленко сидел за убийство».
Бывали в «Тюремном замке» и попытки вырваться на волю с помощью подкопа. Чаще всего эти авантюры заканчивались полной неудачей, и тогда газета «Югъ» информировала своих читателей: «Проведенным в ночь на 18 февраля внезапным обыском в губернской тюрьме в камере, где содержалось 34 важных преступника, обнаружен подкоп в стене… Подкоп вел в коридор, прилегающий ко двору для прогулки арестантов. Чьих рук дело подкоп – не выяснено. Начальник тюрьмы возбудил ходатайство о наказании всех 34 арестантов розгами».
Пожалуй, самым интересным в этой информации было не известие о попытке арестантов сбежать с помощью подкопа, а ходатайство начальника тюрьмы «о наказании розгами». Дело в том, что незадолго до инцидента Министерством юстиции было предписано «применять в тюрьмах телесное наказание, считаясь с психическим состоянием арестантов и их интеллигентностью».
Судя по ходатайству, все «34 важных преступника» были психами или, на худой конец, интеллигентами. Ну а то, что в одной камере содержалось 34 «важных преступника» говорит о чрезмерной «перенаселенности» старой городской тюрьмы, рассчитанной на содержание до 400 человек, в том числе и женское отделение. На деле же только в мужском отделении пребывали порядка 500 человек.
Случались в губернской тюрьме и убийства. Так, однажды арестанты Евлагин и Крыжановский, усыпив бдительность надзирателя Удода, задушили его и, завладев револьвером, попытались пробиться к воротам. Однако их попытки пресекла внутренняя охрана тюрьмы. Арестантов схватили. А потом были суд и показательная казнь убийц, приговоренных к смерти. Экзекуция проходила во дворе Елисаветградской политической тюрьмы, располагавшейся в районе современных улиц Чекистов и Кирова.
На следующий день газета «Югъ» сообщала: «Вчера ровно в 7 часов утра приговоренные были выведены во двор тюрьмы и у эшафота, окруженного каре солдат, выслушали конфирмацию, прочитанную секретарем суда, и отходную молитву, произнесенную священником. После этого взошли на эшафот. Сначала Евлагин, за ним – Крыжановский. В 8 часов казнь была окончена, и трупы казненных по освидетельствованию их врачами Рождественским и Слесаревским были уложены в черные гробы и похоронены за кладбищенской стеной. При совершении казни находились также до 70 арестантов из губернской тюрьмы и исправительного арестантского отделения».
«Отличившиеся» арестанты
Хотя основную часть политических преступников и содержали в Елисаветградской тюрьме, в «Тюремном замке» также было политическое отделение, через которое прошли сотни революционеров со всех уголков Херсонской губернии. Одним из таких заключенных-мятежников был николаевский поэт-революционер Алексей Гмырев, умерший в камере политического отделения губернской тюрьмы. Ныне одна из херсонских улиц, находящихся непосредственно рядом с местом, некогда занимаемым тюрьмой, носит его имя.
В начале ХХ века воинственно настроенные анархисты, признававшие лишь террористический путь революционной борьбы, широко использовали свои планы физического уничтожения представителей самодержавной власти. Не считаясь с тем, что вместе с «приговоренными» погибали и ни в чем не повинные посторонние люди, случайно оказавшиеся рядом, – из числа тех, за «счастье» которых «бомбисты» якобы боролись.
К слову сказать, маленький губернский Херсон сумел избежать мощной волны терроризма – такой, как, скажем, в Одессе, когда 17 декабря 1905 года группа боевиков-анархистов взорвала кафе Либмана на Екатерининской улице. Тогда погибло более 50 мирных одесских граждан. И хотя в Херсоне также стреляли и швыряли бомбы, жертв среди мирного населения было несоизмеримо меньше. В то смутное время в городе было убито несколько нижних чинов полиции, находившихся при исполнении. Одного из них убили выстрелом из револьвера среди множества отдыхавших обывателей прямо посреди Суворовской улицы. Граждане, пытавшиеся обезвредить преступников, получили огнестрельные ранения различной степени тяжести и благодарность от императора за исполнение своего гражданского долга.
Террористическая ячейка анархистов подготовила покушение и на начальника губернской тюрьмы, носившего странную фамилию Чинейный-Пранцуз. «Около 8 часов утра в проезжавшего в пароконной бричке начальника тюрьмы на углу 1-й Форштадской и Почтовой (ныне это территория перед зданием электромашзавода на проспекте Ушакова. Кстати, 90 лет спустя на этом месте был убит криминальный авторитет 1990-х годов Солнышко. – Прим. авт.) была брошена бомба. Лошадь понесла начальника тюрьмы, у которого оказалась лишь слегка ранена шея. “Бомбисты” бросились бежать…» – сообщала херсонская газета «Югъ».
И вновь мирные граждане предприняли попытку задержать преступников до появления полицейских чинов. Спасаясь от преследования, преступники-революционеры застрелили городового Ипполита Кургузова и извозчика Гурова, отцов многочисленных семейств. Во время задержания боевиков один из них, оказавшийся бывшим учеником Херсонского мореходного училища Сергеем Браиловым, застрелился. Второй был легко ранен и арестован. В ночь на 20 мая 1908 года за городской чертой Херсона на Стрельбищном поле (ныне это район Днепровского рынка) по приговору временного отделения Одесского военно-окружного суда были преданы смертной казни через повешение 4 приговоренных преступников. В числе их был 26-летний Владимир Еремеев, покушавшийся на жизнь начальника губернской тюрьмы.
Заработки заключенных
Более «спокойные и мелкие» арестанты «Тюремного замка», осужденные по менее опасным статьям, а также заключенные других пенитенциарных учреждений Херсона, желающие трудиться, могли быть определены к исполнению различных работ вне места заключения. Периодически местный «Югъ» публиковал объявления, подписанные начальником тюрьмы: «С сего месяца могут отпускаться желающим партии рабочих арестантов в 10, 20, 30,40,50 и 60 человек на разные внешние работы – например, пилить или колоть дрова, на земляные раскопки, расчистки и уборки, накладывать или переносить тяжести и разные грузы и проч.».
Таксу оплаты за выполненную арестантами работу утверждали на уровне городской думы и также освещали в газете: «Поденная плата за работы, производимые арестантами исправительного арестантского отделения и “Тюремного замка” на январь: чернорабочему – не ниже 40 копеек, перегрузчику хлеба на суда – 80 копеек, токарю, лудильщику, слесарю – 50 копеек». В сущности, в период, когда фунт (453 грамма) хлеба высшего сорта стоил всего пятачок, а фунт мяса – 15–16 копеек, это были деньги! Посчитайте на досуге – сможете ли вы ныне на свою «поденную» зарплату купить почти 2 килограмма мяса?
Херсонская каторга
На плане 1792 года в пределах действующей Херсонской крепости, на круче глубокой балки (ныне балка засыпана, здесь разбиты аллеи парка Славы), отмечена арестантская казарма. С нее и началась история Херсонского дисциплинарного батальона – одного из 4 батальонов, существовавших в то время в Российской империи.
За пределами крепости были расположены бараки и землянки сосланных на каторжные и крепостные работы преступников. В самодержавный период, впрочем, как и в более поздний, советский, все крупные строительства вели руками солдат и арестантов. Херсонская крепость не была исключением. Князь Иван Михайлович Долгорукий, посетивший Херсон в 1810 году, отметил в своих воспоминаниях: «Народ употребляется здесь ссыльный, осужденный по приговорам на каторжные и крепостные работы. Ни на одно лицо нельзя взглянуть равнодушно, всякие черты ужасны. Печать злодейства отражает всякое сострадание…»
Почти через полстолетия после упразднения в 1835 году Херсонской крепости под исправительное арестантское отделение было приспособлено здание арсенала (сейчас в этом здании, расположенном на улице Перекопской, находится СИЗО).
В 1904 году, с началом войны с Японией, в Российской империи возникли трудности, связанные с доставкой каторжан на Сахалин. Уже после окончания боевых действий правительство пришло к выводу, что подобная транспортировка арестантов через всю страну является слишком дорогостоящей и неоправданной процедурой. Если учесть, что пассажирские поезда, следующие из Москвы до конечной станции Дальний, находились в пути 12 дней, то арестантские прицепные вагоны порой путешествовали по целому месяцу. А в пути арестантов требовалось кормить, поить, лечить, охранять. К тому же порой случались нештатные ситуации и даже побеги. Исходя из этого, 10 апреля 1906 года был обнародован документ, высочайше утвержденный императором Николаем ІІ, о том, что «арестанты каторжного разряда на Сахалин не ссылаются, а отбывают наказание, пребывая в европейских тюрьмах».
В 1906 году, согласно предписанию Министерства внутренних дел, на базе Херсонского исправительного арестантского учреждения была создана временная каторжная тюрьма. «С преобразованием херсонского исправительного отделения в каторжную тюрьму увеличилось и число мест для заключенных. Вместо 600 число их доведено до 1600», – сообщала местная газета «ЮГъ».
Спустя год начальник исправительного отделения подполковник Гордов был освобожден от должности, а вместо него назначен капитан Бродовский. В 1912 году, будучи уже в чине подполковника, Бродовский издал брошюру «Херсонская временная каторжная тюрьма», благодаря которой мы можем иметь представление об этом учреждении пенитенциарной системы в Херсоне.
Согласно брошюре, каторжная тюрьма была оснащена по «последнему слову техники». Здесь использовали новейшую систему электровентиляции, которая позволяла в течение 5 минут полностью обновлять воздух в камерах. В зимнее время помещения тюрьмы обогревали с помощью водяного отопления, что в те времена было еще ново и необычно. Для очистки нечистот и сточных вод была устроена биологическая станция, построенная Петербургским акционерным обществом К. Зигель. Электрическую систему сигнализации и оповещения проектировала и монтировала всемирно известная фирма «Сименс и Гальске». Кроме того, в числе первых городских учреждений в Херсонской временной каторжной тюрьме было смонтировано электроосвещение.
«День в тюрьме начинается в 5 часов утра по звонку. Полчаса на уборку. С 6 утра дежурный помощник проверяет наличие людей, и после утренней молитвы, до 7 часов, разрешено пить чай. В 7 часов все разводятся по работам на фабрики и мастерские», – писал в своей книжице подполковник Бродовский.
При тюрьме имелись ткацкая, столярная, гончарная, переплетная, корзиночная, кузнечная, военно-обмундировочная, бондарная и слесарная мастерские, картонажная и военно-сапожная фабрики. Кроме того, по инициативе помощника начальника тюрьмы Дрыневича при узилище была устроена оранжерея на 5 тысяч хризантем. Семена цветов выписывали непосредственно из Японии. Заработки арестантов, трудившихся в тюремных мастерских и на фабриках, составляли от 50 копеек до 1 рубля в день. Духовные и просветительские потребности узников удовлетворяли имевшиеся в остроге библиотека и православная церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Ежедневный рацион питания заключенных был достаточно однообразен: килограмм черного хлеба на весь день, утром – чай, обед из двух блюд: на первое – мясной суп или борщ, на второе – каша, на ужин вновь каша. По средам и пятницам – постная пища. Стоимость рациона заключенного составляла 9 копеек в день. За отдельную плату можно было «подхарчиться» в тюремной лавке.
Арестный дом и прочие исправительные учреждения
После введения в действие в 1869 году в Херсонской губернии судебных уставов на местное земство были возложены устройство и содержание помещений для арестованных по приговорам мировых судей (мелкие уголовные и гражданские дела). За неимением средств для постройки собственного арестного дома Херсонское земство временно арендовало ветхое помещение старой богадельни. Затем, когда появились средства, было построено специальное помещение за городским кладбищем, на пересечении улиц Тираспольской и Казацкой, сохранивших доныне свои исторические названия. Интересной особенностью земского арестного дома было то, что попавшие сюда арестанты должны были «продовольствоваться за собственный счет». Лишь в крайнем случае земство принимало на себя заботу о питании несостоятельных арестантов.
В 1900 году на северной окраине Херсона, на пересечении улиц Овражной и Рекрутской (ныне – Луговая), был открыт исправительно-воспитательный приют, при котором действовали ремесленная школа и мастерская. Сюда принимали юных правонарушителей в возрасте от 10 до 15 лет. Сведения об этом исправительном учреждении крайне скудны. Лишь благодаря публикациям в газете «ЮГъ» можно установить некоторые подробности деятельности приюта. «15 марта 1900 года в Херсонский исправительный приют поступил первый воспитанник из колонии Мюнхен Ананьевского уезда. Мальчик отличается трудолюбием и любознательностью. Он круглый сирота, но имеет, по его словам, землю (30 десятин), которой заведует опекун. Как видно из его слов, он рос без всякого призора». Спустя некоторое время в той же газете появились гневные статьи о том, что приютских детей нещадно эксплуатируют, принуждая к тяжелому, непосильному труду.
Кроме этих учреждений, при каждом полицейском участке Херсона была камера для временно задержанных. Одна из них располагалась в бывшей кардегардии (во времена Екатерины Великой – помещения для караульных), на территории упраздненной крепости. Впрочем, к началу ХХ века стены камеры уже не могли никого удержать, и пристав полицейского участка слезно ходатайствовал о переводе вверенного ему участка в другое место: «Случаи побегов из кардегардии случаются довольно часто. Причем даже женщины, попадая сюда, без каких-либо приспособлений, прямо руками, разбирают стены…»
Существовавшая пенитенциарная система самодержавного государства рассыпалась после победы Февральской революции в 1917 году. В марте того же года херсонская газета «Родной край» сообщала своим читателям: «В ночь с 6 на 7 марта полиция была разоружена. 7 марта утром стало известно, что содержащиеся в каторжной тюрьме уголовные освобождены и расходятся по городу…»
PRISON HOSPITALS IN KHERSON PROVINCE OF THE RUSSIAN EMPIRE IN XVIII–XIX centuries
Svetlana Domracheva
post-graduate, Interregional Open Social Institute,
Russia, Republic of Mari El , Yoshkar-Ola
АННОТАЦИЯ
В данной статье описано санитарное состояние тюремных больниц и их бытовых помещений в Херсонской губернии Российской империи. Оказание медицинской помощи больным арестантам, обеспечение их вещевым довольствием.
ABSTRACT
This article describes the level of sanitation in prison hospitals and their premises in Kherson province in the Russian Empire. The article also describes the provision of health care and clothing to sick prisoners.
Ключевые слова: Херсонская губерния, тюремная больница, постельные принадлежности, освещение, отопление, отхожие места, инфекционные больные, тюфяки, возвратный тиф.
Keywords: Kherson province, prison hospital, bedding, lighting, heating, boghouses, contagious patients, mattresses, relapsing fever.
Российская Империя как империалистическое государство постоянно вела захватнические войны, к ней отошли Крым, Приднестровье и ряд других территорий, климат которых был теплым и мягким, что значительно способствовало быстрому распространению инфекционных заболеваний.
Забота о заключённых в тюрьмах является обязанностью государства, которое, регулируя условия тюремной жизни, не могло допускать условия, которые способны были оказать вредное влияние на здоровье заключенных. Выявить эти вредные для здоровья условия окружающей заключённых обстановки, режима и указать способы их устранения – было функцией тюремного врача.
Более детально рассмотрим Херсонскую губернию, сформированную на землях, отторгнутых от различных государств, где все тюрьмы были совершенно разные. Они были построены по разным проектам, и зачастую не имели в своем составе тюремных больниц. Исходя из этого, приходилось создавать больницы в данных тюрьмах, путем пристройки к ним флигелей, отведением под тюремные больницы отдельных этажей, камер или приходилось строить отдельно стоящие здания.
В Херсонской губернии было несколько тюрем, а именно в городе Херсон:
- Херсонский тюремный замок.
- Исправительно-арестантское отделение.
- политическая тюрьма.
К уездным тюрьмам относились:
- Александрийская тюрьма.
- Ананьевская тюрьма.
- Елизаветградская тюрьма.
- Тираспольская тюрьма.
В Херсоне каменное здание острога очень старое, стояло на берегу Днепра, с высокими каменными стенами. Острог, вмещавший в себя около 200 арестантов, представлял собой казарму с небольшим числом маленьких окон в одной из его стен. Окна были с железными решетками. Стены внутри здания были закоптелыми. Внутренность камер загромождалась парами в два яруса нарами, часть которых были голые, а некоторые с грязными тюфяками. К столбам, которые были без зарубок, прибиты были полочки и на них горели грязные, масляные первобытного устройства лампы. Требования санитарии и гигиены здесь совершенно игнорировались. Даже в баню арестантов водили редко .
Больница находилась на среднем этаже арестантского корпуса, рассчитана была на 10 больничных кроватей. При постоянном пополнении больных, расширить площадь больницы было невозможно. Большая опасность представляла в отношении распространения инфекционных болезней, и то, что больница имела общий коридор с арестантскими камерами, что могло привести к опасности распространения заразных болезней среди арестантов. Позже было построено отдельное двухэтажное здание, с большим количеством окон, которые открывались для проветривания. Вода была проведена из водопровода. Полы – деревянные, стены выбелены известью. Постельных принадлежностей было достаточное количество (соломенные тюфяки, подушки) и постельное белье (простыни, наволочки), все старались поддерживать в чистоте.
В Херсонском исправительном арестантском отделении больница отсутствовала. Ранее здесь находившаяся больница была переведена в херсонскую политическую тюрьму, поэтому именно туда приходилось отправлять больных на лечение. Отведённые для больницы камеры (их было пять) были просторными. Естественное освещение было достаточным, т. к. окон было много, форточки открывались, помещение проветривалось. Полы в палатах были деревянные, крашеные; стены оштукатурены и выбелены известью. Кровати – железные. Постельных принадлежностей (соломенных тюфяков, подушек), и постельного белья (простыней, наволочек) было в достаточном количестве.
В Херсонской политической тюрьме было построено отдельное двухэтажное здание для больницы, отвечающее всем требованиям того времени к больничным помещениям, это касается и внутренней отделки, и больничного оборудования. Помещение было рассчитано на сто больничных кроватей. Камеры (палаты) были с хорошим естественным освещением, в них находились железные кровати, постельных принадлежностей было в достаточном количестве. Больничное помещение старались содержать в чистоте.
В Александрийской тюрьме больница занимала две комнаты, третья соседняя комната была предназначена для помещения аптеки. Вход в больничные палаты был из коридора, в котором было устроено отдельное помещение, это была ванная. В первой больничной палате были два окна с форточками. В ней находились две голландские печи, которыми отапливали больничное помещение. Топка печей производилась изнутри больничной палаты. Над печами имелись отверстия (вытяжка от угарных газов), ведущие в отводящий в дымовую трубу канал. В палате помещалось 8 больных. Во второй больничной палате было одно окно с форточкой, комната отапливалась печью. Больных в палате помещалось 5 человек. В каждой палате для искусственного освещения имелась керосиновая лампа. Постельных принадлежностей было в достаточном количестве.
Ванная комната была небольших размеров, в ней стояла цинковая ванна, которую наполняли приносимой со двора водой. Помещение это в зимнее время было очень холодным, так что во время нагревания водогрейного куба и пользования ванной, можно было видеть замерзшую на полу воду. Отдельной раздевалки при ванной не было. Открывание при этом двери еще более способствовало охлаждению ванной в зимнее время. Все эти условия препятствовали принятию больными ванн в холодное время года.
Отдельного туалета при больнице не было. Больные пользовались расположенным во дворе общим отхожим местом. Для ночного времени в больничные палаты вносились параши. Для слабых больных применялись выносные судна.
Инфекционное отделение больницы было расположено отдельно, находилось оно вместе с баней, в отдельном одноэтажном здании, расположенном в северной части тюремного двора. Входить в это отделение нужно было чрез небольшую переднюю, далее из неё – в небольшой коридор, а из коридора – в помещение для инфекционных больных. Инфекционное отделение больницы состояло из одной комнаты. Обращённые на юг (во двор) два окна давали удовлетворительное освещение. Искусственное освещение достигалось керосиновой лампой. Одна голландская печь давала достаточную поверхность нагрева. Топочное отверстие печи было расположено изнутри комнаты, с герметическими дверцами. Пол в больнице был деревянный, крашеный. В комнате имелись железные кровати с постельными принадлежностями, столы и табуреты. Обычно здесь помещалось до 6 больных. Если больных арестантов оказывалось боле 6, то их направляли для лечения в местную земскую больницу. Для женского отделения тюрьмы больницы не было и заключённых больных женщин, приходилось помещать в одной из двух общих тюремных камер, имеющих выход в общий коридор. Естественное освещение в них было достаточное, искусственное – керосиновой лампой. Для надобностей больных имелись кровати с необходимыми принадлежностями. Ванной не было. Больные пользовались общим туалетом. Отдельного помещения для инфекционных больных не было, их приходилось помещать вместе с другими больными или, по возможности, направлять в местную земскую больницу .
В Ананьевской тюрьме мужская больница помещалась в одноэтажной каменной пристройке в середине восточного фасада тюремного корпуса. Вход в больничное помещение был расположен в северо-восточном углу пристройки. Входить можно было через установленные снаружи крытые, деревянные сени. Внутреннее помещение пристройки, вмещающее в себя больницу, за исключением небольшой прихожей и отхожего места, составляло одну комнату и служившую для помещения 9 больных. Больничная комната эта освещалась четырьмя окнами, из которых два были обращены на север и два на юг. По размерам своим окна давали достаточное освещение. Ночью комната освещалась прикрепленной к стене одной пятисвечевой керосиновой лампой. Отапливалась больничная палата двумя голландскими печами, из которых одна имела топку изнутри комнаты, а другая со стороны прихожей. Печи имели герметические дверцы и давали достаточную поверхность нагрева. Пол был деревянный, крепкий, плотный, крашеный, дающий возможность удобной чистки и содержания в должной чистоте. Обстановка и содержание больницы производили довольно приятное впечатление. В ней были в два ряда установлены для больных 9 кроватей, с чистыми тюфяками и подушками, набитыми соломой, меняющейся приблизительно в месячные сроки; наволочки и простыни чисты, менялись по мере загрязнения; одеяла по качеству материала и чистоте были удовлетворительными. Имелось достаточное число деревянных столиков и табуретов. Ванной не было. Вместо ватерклозета – выносной сосуд в прихожей. Отдельного помещения для инфекционных больных не было. Они направлялись в местную земскую больницу или оставлялись в общем больничном помещении.
Для лечения больных заключенных женщин особой больницы не было. Для помещения их на лечение предназначалась одна из трёх общих камер женского отделения тюрьмы, имевшая с ними выход в общую прихожую. Камера эта по размерам была достаточной для четырёх больничных кроватей, которые были в ней установлены со всеми постельными принадлежностями, содержащимися вполне удовлетворительно. Ванной и отдельного для больных туалета не было. Отдельного помещения для инфекционных больных женщин не имелось.
В Елизаветградской тюрьме больница помещалась в отдельном, специально для неё построенном одноэтажном кирпичном здании, вмещавшем мужское и женское отделения больницы. Оба эти отделения разделялись глухой стеной, причем у мужского отделения был свой отдельный двор, а женское отделение выходило во двор женского тюремного корпуса. Вход в мужское отделение больницы был со двора, через переднюю в коридор, окна которого обращены на юг. На одной стороне коридора были расположены в ряд четыре отдельные, с выходом каждой в коридор, комнаты – больничные палаты. Стены в больничных палатах было оштукатурены и выбелены известью. Полы были деревянные, крашеные, плотные, удобные для чистки и мойки. Обращённые на север окна больничных палат давали достаточное естественное освещение. Оконные рамы были двустворчатые, удобно растворялись для проветривания палат. В ночное время каждая палата освещалась прикрепленной к стене пятисвечевой керосиновой лампой. Отопление в больнице было местное, посредством кафельных печей. В каждой палате имелась одна с герметическими дверцами печь, с топочным отверстием со стороны коридора. Поверхность нагрева печей в камерах была достаточная. Для каждого больного имелась отдельная железная кровать с набитым соломой матрацем и подушкой, простыней, наволочкой и одеялом. Обращалось достаточно внимания на перебивку тюфяков (что, производилось ежемесячно) и смену постельного белья (производилась еженедельно) при предшествующей стирке и обезвреживании его в дезинфекционной камере. Столы и табуреты в палатах были в необходимом количестве. Отдельного помещения для инфекционных больных не было. При больнице имелась небольшая комната – ванная. В ней были установлены две ванны, с проведенными к ним водопроводными кранами. Больные получали ванну при поступлении в больницу и по назначению врача. Сток воды из ванн был направлен в ближайшую, расположенную во двор выгребную яму. Отдельного помещения с ванной для инфекционных больных не было. Для нужд больницы отхожие места были устроены в отдельном при ней помещении по системе ватерклозетов, со спуском нечистот в ближайшую, расположенную во дворе, выгребную яму. Из больничного коридора был проход чрез аптечную комнату в операционную, которая по размерам, по освещению, оборудованию и обстановке, вполне отвечала своему назначению. Меньшая часть больничного здания, изолированная от мужского отделения больницы, была предназначена для женской больницы, с выходом в женский двор. Она состояла из трёх палат, расположенных в ряд по коридору, с прихожей. Стены в палатах были оштукатурены, выбелены. Полы – деревянные, плотные, крашенные, чистые. Окна давали достаточное освещение. Ночью каждая палата освещалась прикреплённой к стене пятисвечевой керосиновой лампой. Каждая палата обогревалась кафельной печью с топкой со стороны передней комнаты, печи были снабжены герметичными дверцами и давали достаточную поверхность нагрева. Каждая из больничных палат женского отделения была предназначена для четырёх больных, с соответственным числом установленных кроватей. Кровати были снабжены всеми необходимыми постельными принадлежностями. Чистота поддерживалась постоянно. Женская больница, по своему расположению, устройству и содержанию, производила вполне благоприятное впечатление. Ванной в женской больнице не было. Не имелось изоляционной комнаты для помещения инфекционных больных женщин. Женское отделение больницы обслуживалось отхожим местом, устроенным по системе ватерклозетов, со спуском нечистот в ближайшую во двор выгребную яму.
В Тираспольской тюрьме помещение для больных было примитивное, что и больницей его трудно назвать. Для больных в тюремном корпусе, по соседству с общими камерами, была выделена одна не выбеленная камера, с оштукатуренными, стенами и старым деревянным полом. Помимо своей тесноты, помещение это было плохо освещённым. Кроватей для больных не было, они располагались на тюфяках, уложенных на полу. Отсутствие изоляционного помещения вынуждало помещать в ту же камеру и инфекционных больных, которых, по возможности, направляли в местную земскую больницу. Ванной комнаты не было. Нуждам больных служило общее отхожее место во дворе. В женском отдалении тюрьмы камеры для больных совсем не было. Заболевшие женщины или оставались среди заключённых или, по возможности, отправлялись для лечения в местную земскую больницу. Пользовались они общим отхожим местом во дворе.
Тираспольская тюрьма в течении нескольких месяцев не могла избавиться от инфекционных болезней и эпидемий, такие как сыпной и возвратный тиф, чума, которые быстро распространялись среди заключенных. Причиной того являлось отсутствие отдельного помещения для изоляции инфекционных больных, при наличии существенных санитарных недостатков тюрьмы.
В ведении Херсонского земства от приказа общественного призрения был отдан с другими благотворительными учреждениями дом для умалишенных на 20 мест на окраине города, в северо-восточной его части по Николаевскому тракту. В северной части от данной больницы в саженях 200 находилась тюрьма. Со временем больных становилось все больше, поэтому приходилось расселять их в подвальные помещения, в коридоры... В1882 году произошли преобразования в данном заведении, появился заведующий врач, был увеличен персонал служащих. Изменилось название данной больницы: дом умалишенных был переименован в лечебницу для нервных и душевных болезней.
Больничные постройки были расположены в три линии: среднюю занимала общая больница, с одной стороны от нее расположено было помещение для буйных больных, с левой стороны от входа находились квартиры персонала данной больницы, дом для подкидышей, прачечная, кухня и дровяные сараи. С правой стороны помещения для спокойных женщин, сзади был флигель для заразных больных. С другой стороны, от центрального здания находилось административное помещение психиатрической больницы (кабинет врача, приемная, контора), а также мастерские и помещение для спокойных мужчин. Стены зданий внутри были покрашены, потолки выбелены, полы деревянные, крашенные. Двери были двупольные с замками. Оконные рамы были разные: с железными решетками, обыкновенные с деревянными решетками и железные с узким переплетом. Печи голландские, с простыми дверками, чаще отапливались камышом. Для вентиляции кроме форточек в окнах и фонарей в коридорах ничего не было. Освещение везде производилось керосиновыми лампами. В отхожих местах полы были зацементированы, стульчики и писсуары сделаны тоже из цемента. Умывальники представляли собой длинные ящики со стержнями, в которые наливалась вода. Ванные комнаты были с зацементированными полами, из ванн был устроен сток по трубам в особый бассейн в саду, из которого вода бралась для поливки цветов. Воду для питья привозили с Днепра водовозами, а на стирку белья брали в колодце во дворе. Для вывоза нечистот содержался свой обоз, состоящий из трех людей, трех лошадей и трех бочек на все лечебное заведение.
Богатому, молодому англичанину Говарду, при захвате в плен французами, пришлось отсидеть срок в тюрьме и видеть всю тяжесть тюремного заключения того времени. Вернувшись из плена в Англию, он хлопотал об улучшении условий тюремного содержания, устроил в 1785 году в Глочестере пенитенциарий, путешествовал, для изучения этого вопроса, по Европе, был в Польше, России, Турции, издал две книги (о своих исследованиях). Умер в 1790 г. в городе Херсон, от заражения чумой при посещении госпиталя. В Херсоне на площади, напротив тюремного замка, был воздвигнут Говарду памятник .
Из приведённых данных о состоянии тюремных больниц в Херсонской губернии можно сделать вывод. В большинстве случаев, тюремные больницы находились в одном здании с тюрьмой. Близкое соседство больных арестантов с камерами заключенных, а если точнее, существовавший общий коридор с арестантскими камерами, отсутствие отдельных помещений с отхожими местами (туалетами), а также в большинстве случаев, отсутствие ванных комнат и бань, предназначенных для гигиены больных, все это приводило к повальному заражению инфекционными заболеваниями.
Список литературы:
- Гернет М.Н. История царской тюрьмы. Т. 2., – М. 1946. 475 с.
- Гошкевич М.И. Очерк санитарного состояния тюрем Херсонской губернии. Херсон. 1911. 128 с.
- Никитин В.Н. Тюрьма и ссылка. СПб, 1884. 675 с.
